1 том - 1995 г.
"Макар Девушкин был действительно открытием Достоевского, потрясающим
привычные вкусы читателя. Вопреки тому, что Макар Девушкин может
раздражать (как, например, нелитературная речевая манера героя раздражала
первых читателей «Бедных людей»), вопреки тому, что он становился удобной
и уязвимой мишенью остроумных насмешек в эпиграмматическом творчестве
Тургенева, вопреки позднему разочарованию Белинского и Некрасова в
Достоевском-«гении» в целом и в «Бедных людях» в частности, рядом с
Макаром Девушкиным мало кого можно поставить в русской литературе по
духовному потенциалу личности, по глубине и, можно сказать, по
глобальности мировосприятия героя, по стремительности его духовного
взлета. «Маленький человек» оказался «большим». Уникальна динамика
развертывания духовного величия «маленького человека» (да и само понятие
«маленький человек» меньше всего подходит любым героям Достоевского - у
них нет «предела», «потолка»). В конце концов, Макар Девушкин оказался
достойным героем эпистолярного романа, который помимо прочего должен бы
быть примером «воспитания чувств». Макар Девушкин был первым откровением
великой идеи Достоевского - идеи «восстановления» человека, духовного
воскрешения забитых и бедных людей, униженных и оскорбленных...".
(Захаров В. Дебют гения. С. 624) П том -
1996 г. "Петербург Достоевского - нечто большее, чем
образ города, в нем причудливо сошлись и быль, и мифы недавнего прошлого.
Он стал такой же реальностью, как и исторический Петербург. И не случайно,
не из поэтического каприза Анна Ахматова сочла, что прежде Петрограда и
Ленинграда она жила в Петербурге Достоевского, и именно там поселила она
героев своих «Северных элегий» и своей "Петербургской повести" в «Поэме
без героя». Такого города не было, но он появился...".
(Захаров В. Петербургский летописец. С.
685) Ш том - 1997 г. "Достоевский создал
удивительное произведение, которое он назвал «тетрадкой каторжной», а
исследователи - Сибирской тетрадью. Эта самодельная тетрадь в одну восьмую
листа до сих пор хранит в себе следы скрытной, урывками продвигавшейся
работы. Как фольклорно-этнографические записи собирательский труд
Достоевского всегда ценили чрезвычайно высоко, но в этом и состояла их
недооценка. Сейчас, благодаря многолетним разысканиям В. П. Владимирцева,
обобщенным в данном томе (0. Д., III, 766-848), мы можем по достоинству
оценить духовный подвиг Достоевского, который и на каторге остался
Писателем - и иначе быть не могло. В. П. Владимирцев раскрыл
художественную природу этих записей, их подлинно народное многоголосие,
увидел в них наброски будущих произведений, наброски, в которых писатель
добился предельной концентрации и лаконизма художественных смыслов.
«Сибирская тетрадь» в полной мере являет услышанный Достоевским голос
русского народа. Благодаря его сознательному отбору, записи образуют
художественное целое - единство, которое создают сцены, пословицы,
поговорки, «острожный говорок», каторжный юмор, сюжеты будущих
произведений...". (Захаров В. Воскрешение из мертвых. С.
736) |