О ГЕНИИ
У
гениальных людей —
поэтов, философов, живописцев, музыкантов —
есть какое—то особое, тайное и неуловимое душевное свойство, без
которого нельзя создать ничего подлинно великого и прекрасного. Что
это? Воображение? Нет. Я знал людей с замечательным, сильным
воображением, которые много обещали, но не сдержали своих обещаний
или сдержали их лишь в самой незначительной степени. Ум? Нет. Самое
обычное явление —
люди большого ума, произведения которых растянуты, вялы и холодны.
Остроумие? Нет. Остроумие говорит красивые слова, но с малым
результатом. Жар, пыл, восторг? Нет. Горячие головы лезут из кожи
вон, а все без толку. Чувствительность? Нет. Я знал таких, чьи души
потрясались быстро и глубоко, таких, которые не могли слышать
рассказа о чем—либо возвышенном, не приходя в исступление, в
восторг, в упоение, в неистовство; узнать о каком—нибудь волнующем,
трогательном факте, не проливая слез, —
и в то же время по—детски лепечущих, всякий раз как им приходилось
говорить или писать. Вкус? Нет. Вкус скорей сглаживает недостатки,
чем создает прекрасное; это уменье в большей или меньшей степени
приобретаемое — не прирожденная способность. Может быть, тут
играет роль определенное устройство головы и внутренних органов,
определенный состав соков? Согласен, но при условии, если признўют,
что ни я и никто другой не имеют об этом отчетливого понятия, и если
к этому добавят еще наблюдательность. Говоря о наблюдательности, я
имею в виду не обыденную мелочную слежку за словами, поступками и
выражениями лица, не столь свойственный женщинам такт, в отношении
которого они превосходят самые сильные умы, самые великие души,
самых мощных гениев. Эта тонкость, которую я сравнил бы с искусством
продевать просяные зернышки сквозь игольное ушко, представляет собой
жалкое, пошлое, ничтожное
214
умение,
полезное лишь в мелких домашних делах, при помощи которого лакей,
стремясь ускользнуть, обманывает своего хозяина, а
хозяин —
тех, у кого он сам состоит в лакеях. Наблюдательность, о которой я
говорю, проявляется без усилий, без напряжения; она не
всматривается, она видит, узнает, охватывает, не изучая. Она не
располагает ни одним наличным явлением, но все они на нее
воздействуют; и то, что у нее остается от них, —
это особое чувство, которого нет у других; это редкостный механизм,
который говорит: «вот это удастся»... и удается, «а вот это нет»...
и не удается, «вот это правда, а это ложь»... и оказывается на самом
деле так. Она дает себя знать и в большом, и в малом. Этот
своеобразный дар предвидения неодинаков во всех жизненных условиях.
У каждого состояния он —
свой. Он не всегда гарантирует от падений; но падение, им
вызываемое, никогда не влечет за собой презрения, и ему всегда
предшествует неуверенность. Гениальный человек знает, что
рискует; и знает это, не подсчитывая за и против; этот подсчет уже
заранее готов у него в голове.
215
|