<73>

Лозана.

Я приехал в Лозану ночью. Город спал, и все молчало, кроме так называемого ночного караульщика, который, ходя по улицам, кричал: ударило час, граждане! Мне хотелось остановиться в трактире Золотого льва; но на стук мой отвечали так: tout est plein, Monsieur! tout est plein! (все занято, государь мой, все занято!) Я постучался в другом трактире, £ la Couronne; но и там отвечали мне: tout est plein, Monsieur! — Вообразите мое положение! Ночью на улице, в неизвестном для меня городе, без пристанища, без знакомых! Ночной караульщик сжалился надо мною, и подошедши к запертым дверям трактира, уверял сонливого отвечателя, что Monsieur est un voyageur de qualitн (что приехавший господин не из

147

простых путешественников); но нам тем же голосом отвечали: все занято: желаю доброй ночи Господину Путешественнику! — C’est impertinent ¬а (это бесстыдно!) сказал ¹мой заступник:¹ «подите за мною в трактир Оленя, где вас верно примут.» — Там в самом деле меня приняли, и отвели мне изрядную комнату. Добродушный караульщик с улыбкою сердечного удовольствия пожелал мне приятного сна, отказался от двадцати копеек, предложенных ему от меня, — пошел и закричал: ударило час, любезные граждане! Я развернул карманную книжку свою и записал: такого—то числа, в Лозане, нашел доброго человека, который бескорыстно услуживает ближним.

На другой день поутру исходил я весь город, и могу сказать, что он очень не хорош; лежит отчасти в яме, отчасти на косогоре, и куда ни поди, везде надобно спускаться с горы иди всходить на гору. Улицы узки, нечисты и худо вымощены. Но на всяком возвышенном месте открываются живописные виды. Чистое обширное Женевское озеро; цепь Савойских гор, за ним белеющихся,² и рассеянныя по берегу его деревни и городки — Морж, Роль, Нион — составляют прелестную, разнообразную картину. Друзья мои! когда Судьба велит вам быть в Лозане, то взойдите на террасу кафедральной церкви, и вспомните, что несколько часов моей жизни протекло тут в удовольствии и тихой радости! Естьли бы теперь спросили меня: чем не льзя никогда насытиться? то я отвечал бы: хорошими видами. Сколько я видел прекрасных мест! и при всем том смотрю на новыя ³с самым живейшим удовольствием.³

У меня было письмо к Г. Леваду (Натуралисту и Автору разных пиес, напечатанных, в сочинениях Лозанского Ученого Общества). Дом и сад его мне очень полюбились; в последнем встречаются глазам Латинския, Французския и Английския надписи, выбранныя из разных Поэтов. Между прочими нашел я строфу из Аддиссоновой Оды, в которой Поэт благодарит Бога за все дары, приятые им от руки Его — за сердце, чувствительное и способное к наслаждению — и за друга, верного, любезного друга! Щастлив Г. Левад, естьли в Аддиссоновых стихах находит он собственныя свои чувства! — Сия Ода напечатана в Английском Зрителе. Некогда просидел я целую летнюю ночь за переводом ея, и в самую ту минуту, когда написал последние два стиха:

И в самой вечности не можно

Воспеть всей славы Твоея!

восходящее солнце осветило меня первыми лучами своими. Это утро было одно из лучших в моей жизни!

Вместе с Гм. Левадом был я в Cafн littнraire,⁰⁰¹ где можно читать⁴ Французские, Английские и Немецкие Журналы. Я намерен часто посещать этот⁵ кофейный дом, пока буду в Лозане. Теперь же, к нещастию, не льзя прогуливаться; почти с самого утра идет пресильный дождь.

Лозана бывает всегда наполнена молодыми Англичанами, которые

148

приезжают сюда учиться по—Французски и — делать разныя глупости и проказы. Иногда и наши любезные соотечественники присоединяются к ним, и вместо того, чтобы успевать в науках, успевают в шалостях. По крайней мере я никому бы не советовал посылать детей своих в Лозану, где разве только одному Французскому языку можно хорошо выучиться. Все прочия науки преподаются в Немецких Университетах гораздо лучше, нежели здесь: чему доказательством служит и то, что самые Швейцары, желающие посвятить себя учености, ездят в Лейпциг, а особливо в Геттинген. Нигде способы учения не доведены до такого совершенства, как ныне в Германии; и кого Платнер, кого Гейне не заставит полюбить науки, тот конечно не имеет уже в себе никакой способности. — Молодые чужестранцы живут и учатся здесь в Пансионах, платя за то шесть или семь луидоров в месяц: что составит на наши деньги около пятидесяти рублей.

Здесь поселился наш соотечественник, Граф Григорий Кириловичь Разумовский, ⁶ученый Натуралист.⁶ По любви к наукам отказался он от чинов, на которые знатный род его давал ему право — удалился в такую землю, где Натура столь великолепна, и где склонность его находит для себя более пищи — живет в тишине, трудится над умножением знаний человеческих в царствах Природы, и делает честь своему отечеству.⁷ Сочинения его все на Французском языке. — За несколько недель перед сим уехал он в Россию, но с тем, чтобы опять возвратиться в Лозану.

_____

Сию минуту пришел я из кафедральной церкви. Там из черного мрамора сооружен памятник Княгине Орловой, которая в цветущей молодости скончала дни свои в Лозане, в объятиях нежного, неутешного супруга. Сказывают, что она была прекрасна — прекрасна и чувствительна!... Я благословил память ея. — Белая мраморная урна стоит на том месте, где погребена Герцогиня Курляндская, которая была предметом почтения и любви всех здешних жителей. Она любила Натуру и Поэзию; Натура и Музы Британнии, вместе с Музами Германскими, образовали дух и сердце ея.

_____

В пять часов по утру вышел я из Лозаны, с весельем в сердце — и с Руссовою Элоизою в руках. Вы конечно угадаете цель сего путешествия. Так, друзья мои! я хотел видеть собственными глазами те прекрасныя места, в которых бессмертный Руссо поселил своих романических любовников. Дорога от Лозаны идет между виноградных садов, обведенных высокою каменною стеною, которая на обеих сторонах была границею моего зрения. Но где только стена перерывается, там видны с левой стороны разнообразные уступы и возвышения горы Юры, — на которых представляются глазам или прекраснейшие виноградные сады, или маленькие домики, или башни с развалинами древних замков; а на правой зеленые луга, обсаженные плодовитыми деревьями, и гладкое Женевское

149

озеро, с грозными скалами Савойского берега. — В девять часов был я уже в Веве (до которого от Лозаны четыре Франц. мили), и остановясь под тению каштановых дерев гульбища,⁸ смотрел на каменные утесы Мельери, с которых отчаянный Сен—Пр¨ хотел низвергнуться в озеро, и откуда писал он к Юлии следующия строки:

«В ужасных исступлениях и в волнении души моей не могу я быть на одном месте; брожу, с усилием взбираюсь на высоты, устремляюсь на вершины скал; скорыми шагами обхожу все окрестности, и вижу во всех предметах тот самый ужас, который царствует в моей внутренности. Нигде уже нет зелени; трава поблекла и пожелтела, дерева стоят без листьев, холодный ветер надувает сугробы, и вся Натура мертва в глазах моих, ⁹как мертва надежда в моем сердце.⁹ — Между скалами сего берега нашел я, в уединенном убежище, маленькую равнину, откуда виден щастливый город, в котором ты обитаешь. Вообрази, с какою жадностию устремился взор мой к сему любезному месту! В первый день я всячески старался найти глазами дом твой; но от чрезмерной отдаленности все мои усилия оставались тщетными; и я, приметив, что воображение обманывает глаза мои, пошел к Священнику и взял у него телескоп, посредством которого увидел ¹⁰жилище твое....¹⁰

«С того времени целые дни провожу в сем убежище, и смотрю на блаженныя стены, ¹¹заключающия в себе¹¹ источник жизни моей. ¹²Не взирая на дурную погоду,¹² прихожу туда по утру, и возвращаюсь оттуда ночью. Листья, сухия ветьви, мною зажигаемыя, и беспрестанное движение охраняют¹³ меня от чрезвычайного холода. Сие дикое место мне так полюбилось, что я приношу туда бумагу с чернилицею, и теперь пишу там письмо, на камне, отвалившемся от ближней скалы.»¹⁴

Вы можете иметь понятие о чувствах, произведенных во мне сими предметами, зная, как я люблю Руссо, и с каким удовольствием читал с вами его Элоизу! Хотя в сем романе много неестественного, много увеличенного — одним словом, много романического — однакожь на Французском языке никто не описывал любви такими яркими, живыми красками, какими она в Элоизе описана — в Элоизе, без которой не существовал бы и Немецкой Beртер.⁰⁰²  — Надобно, чтобы красота здешних мест сделала глубокое впечатление в Руссовой душе; все описания его так живы, и притом так верны! Мне казалось, что я нашел глазами и ту равнину (нsplanade), которая была столь привлекательна для нещастного Сен—Пр¨.^14а Ах, друзья мои! для чего в самом деле не было Юлии! для чего Руссо не велит искать здесь следов ея! Жестокой! ты описал нам такое прекрасное существо, и после говоришь: его нет! Вы помните это место в его Confessions: «Я скажу всем имеющим вкус, всем чувствительным: поезжайте в Веве, осмотрите его окрестности, гуляйте по озеру — и вы согласитесь,

150

что сии прекрасныя места достойны Юлии, Клеры и Сен—Пр¨;^14б но не ищите их там.» — Кокс, известный Английский Путешественник, пишет, что Руссо сочинял Элоизу, живучи¹⁵ в деревне Мельери; но это несправедливо. Господин де Л*, о котором вы слыхали, знал Руссо и уверял меня, что он писал сей роман в то время, когда жил в Эрмитаже, в трех или четырех милях от Парижа.⁰⁰³

151

Отдохнув в трактире и напившись чаю, пошел я далее по берегу озера, чтобы видеть главную сцену романа, селение Кларан. Высокия густыя дерева скрывают²⁹ его от нетерпеливых взоров. Подошел, и увидел — бедную маленькую деревеньку, лежащую у подошвы гор, покрытых елями. Вместо жилища Юлиина, столь прекрасно описанного, представился мне старый замок с башнями; суровая наружность его показывает суровость тех времен, в которыя он построен. Многие из тамошних жителей знают Новую Элоизу, и весьма довольны тем, что великой Руссо прославил их родину, сделав ее сценою своего романа. Работающий поселянин, видя там любопытного пришельца, говорит ему с усмешкою: барин конечно читал Новую Элоизу? Один старик показывал мне и тот лесок, в котором,

152

по Руссову описанию, Юлия поцеловала в первый раз страстного Сен—Пр¨ и сим магическим прикосновением потрясла в нем всю нервную систему его. — За деревенькою³⁰ волны озера омывают стены укрепленного замка Шильйона; унылый шум их склоняет душу к меланхолической дремоте. Еще далее, при конце озера (где впадает в него Рона) лежит Вильн¨в, маленькой городок; но я посмотрел на него издали, и возвратился в Веве.³¹

О сем городе скажу вам, что положение его — на берегу прекраснейшего в свете озера, против диких Савойских утесов, и подле ³²гор плодоносных³² — очень приятно. Он несравненно лучше Лозаны; ³³улицы ровны;³³ есть хорошие домы и прекрасная площадь. Здесь живут почти все дворяне Французской Швейцарии, или Pays—de—Vaud;⁰⁰⁴ за всем тем Веве не кажется многолюдным³⁴ городом.

В здешний трактир вместе со мною вошли четыре человека в дорожных платьях, и вместе со мною потребовали обеда. В несколько минут мы познакомились, и я узнал, что трое из них Вестфальские Бароны, а четвертый Польский Князь. Последний возвращается из Франции в свое отечество, и заехал в Швейцарию для того,³⁵ чтобы взглянуть на Мельери и Кларан. Бароны по доверенности сказали мне (когда Поляк вышел из комнаты), что они весьма недовольны его товариществом; что он навязался на них в городке Морже, и с того времени не дает покою ушам их, беспрестанно бранясь или с кучером, или с гребцами, или с трактирщиками; и что он, по их примечанию, есть великой лжец. Скоро я имел случай увериться в справедливости сказанного ими. Лишь только мы сели за стол, Польский Князь начал бранить хозяина за кушанье; все было для него дурно, всего мало. Трактирщик напомнил ему, что он не в Варшаве; но Поляк не унялся до последнего блюда. Потом вздумал он рассказывать мне о Бастильском штурме, на котором будто бы ³⁶прострелили ему³⁶ шляпу и кафтан. Я не мог его долго слушать, чувствуя нужду в отдохновении, и ушел в отведенную мне комнату.

Всякой, кто читал примечания Коксова Переводчика, Рамона, взойдет конечно на террасу здешней церкви, чтобы, сидя между гробами, под мрачною тению столетних дерев, проводить глазами заходящее солнце, наслаждаться³⁷ тишиною вечернею, и видеть сгущение ночных теней на романической картине Вевейских окрестностей. Я был там, и погрузясь в самого себя, не чувствовал, как черная, величественная ночь окинула покровом своим и небо и землю. — Простите.

_____

153