<151>
Литтература.
Литтература Англичан, подобно их характеру, имеет много особенности, и в разных частях превосходна. Здесь отечество живописной Поэзии (Poнsie descriptive): Французы и Немцы переняли сей род у Англичан, которые умеют замечать самыя мелкия черты в Природе. По сие время ничто еще не может сравняться с Томсоновыми Временами года; их можно назвать зеркалом Натуры. СенЛамбер лучше нравится Французам; но он в своей Поэме кажется мне Парижским щеголем, который, выехав в загородный дом, смотрит из окна на сельския картины и описывает их в хороших стихах; а Томсона сравню с каким нибудь Швейцарским или Шотландским охотником, который, с ружьем в руке, всю жизнь бродит по лесам и дебрям, отдыхает иногда на холме или на скале, смотрит вокруг себя, и что ему полюбится, что Природа вдохнет в его душу, то изображает карандашом на бумаге. СенЛамбер кажется приятным гостем Натуры, а Томсон ея родным и домашним. В Английских Поэтах есть еще какоето простодушие, не совсем древнее, но сходное с Гомеровским; есть меланхолия, которая изливается более из сердца, нежели из воображения; есть какаято странная, но приятная мечтательность, которая, подобно Английскому саду, представляет вам тысячу неожидаемых вещей. Самым же лучшим цветком Британской Поэзии считается Мильтоново описание Адама и Евы и Драйденова Ода на музыку. Любопытно знать то, что Поэма Мильтонова, в которой столь много прекрасного и великого, сто лет продавалась, но едва была известна в Англии. Первый Аддисон поднял ее на высокой пьедесталь и сказал: удивляйтесь!
В Драматической Поэзии Англичане не имеют ничего превосходного, кроме творений одного Автора; но этот Автор есть Шекспир, и Англичане богаты!
Легко смеяться над ним не только с Вольтеровым, но и самым обыкновенным умом; кто же не чувствует великих красот его, с тем я не хочу и спорить! Забавные Шекспировы Критики похожи на дерзких мальчиков, которые окружают на улице странно одетого человека и кричат: какой смешной! какой чудак!
Всякой Автор ознаменован печатию своего века. Шекспир хотел нравиться современникам, знал их вкус и угождал ему; что казалось тогда остроумием, то ныне скучно и противно: следствие успехов разума и вкуса, на которые и самой великой Гений не может взять мер своих. Но всякой истинный талант, платя дань веку, творит и для вечности; современныя красоты исчезают, а общия, основанныя на сердце человеческом и на природе вещей, сохраняют силу свою, как в Гомере, так и в Шекспире. Величие, истина характеров, занимательность приключений, откровение человеческого сердца, и великия мысли, рассеянныя в драмах Британского Гения, будут всегда их магиею для людей с чувством. Я не знаю другого Поэта, который имел бы такое всеобъемлющее, плодотворное, неистощимое
368
воображение; и вы найдете все роды Поэзии в Шекспировых сочинениях. Он есть любимый сын богини Фантазии, которая отдала ему волшебный жезл свой; а он, гуляя в диких садах воображения, на каждом шагу творит чудеса!
Еще повторяю: у Англичан один Шекспир! Все их новейшие Трагики толькочто хотят быть сильными, а в самом деле слабы духом. В них есть Шекспировской бомбаст, а нет Шекспирова Гения. В изображении страстей всегда почти заходят они за предел истины и Натуры, может быть от того, что обыкновенное, то есть истинное, мало трогает сонныя и флегматическия сердца Британцев: им надобны ужасы и громы, резанье и погребения, исступление и бешенство. Нежная черта души не была бы здесь примечена; тихие звуки сердца без всякого действия исчезли бы в Лондонском партере. Славная Аддисонова трагедия хороша там, где Катон говорит и действует; но любовныя сцены несносны. Нынешния любимыя драмы Англичан: Grecian Daughter, Fair penitent, Jean Shore001 и проч., трогают более содержанием и картинами, нежели чувством и силою Авторского таланта. Комедии их держатся запутанными интригами и каррикатурами; в них мало истинного остроумия, а много буфонства; здесь Талия не смеется, а хохочет.
Примечания достойно то, что одна земля произвела и лучших Романистов и лучших Историков. Ричардсон и Фильдинг выучили Французов и Немцов писать романы как историю жизни, а Робертсон, Юм, Гиббон, влияли в Историю привлекательность любопытнейшего романа, умным расположением действий, живописью приключений и характеров, мыслями и слогом. После Фукидида и Тацита ничто не может сравняться с Историческим Триумвиратом Британии.002
Новейшая Английская Литтература совсем не достойна внимания: теперь пишут здесь только самые посредственные романы, а стихотворца нет ни одного хорошего. Йонг, гроза щастливых и утешитель нещастных, и Стерн, оригинальный живописец чувствительности, заключили фалангу бессмертных Британских Авторов.
А я заключу это письмо двумя, тремя словами об Английском языке. Он всех на свете легче и простее, совсем почти не имеет грамматики, и кто знает частицы of и to, знает склонения; кто знает will и shall, знает спряжения; все неправильные глаголы можно затвердить в один день. Но вы, читая как азбуку Робертсона и Фильдинга, даже Томсона и Шекспира, будете с Англичанами немы и глухи; то есть, ни они вас, ни вы их не поймете. Так труден Английской выговор, и столь мудрено узнать слухом то слово, которое вы знаете глазами! Я все понимаю, что мне напишут, а в разговоре должен угадывать. Кажется, что у Англичан РТЫ связаны или на отверстие их положена Министерством большая пошлина: они чуть, чуть разводят зубы, свистят, намекают, а не говорят. Вообше Английской язык груб, неприятен для слуха, но богат и обработан во всех родах для письма богат краденым, или (чтоб не оскорбить
369
Британской гордости), отнятым у других. Все ученыя и по большой части нравственныя1 слова взяты из Французского или из Латинского, а коренные глаголы из Немецкого. Римляне, Саксонцы, Датчане истребили и Британской народ, и язык их; говорят, что в Валлисе есть некоторые его остатки. Пестрота Английского языка не мешает ему быть сильным и выразительным; а смелость Стихотворцев удивительна; но гармонии, и того, что в Реторике называется числом, совсем нет. Слова отрывистыя, фразы короткия, и ни малого разнообразия в периодах! Мера стихов всегда одинакая: Ямбы в 4 или в 5 стоп с мужеским окончанием. Да будет же честь и слава нашему языку, который в самородном богатстве своем, почти без всякого чуждого примеса, течет как гордая, величественная река шумит, гремит и вдруг, естьли надобно, смягчается, журчит нежным ручейком и сладостно вливается в душу, образуя все меры, какия заключаются только в падении и возвышении человеческого голоса!
_____
370