<152>

Лондон, Августа... 1790.

В 8 часов вечера я позвонил в своем маленьком кабинете, и вместо моей Дженни (которая, сказать правду, не очень красива собою) вошла ко мне прелестная девушка лет семнадцати. Я удивился, и смотрел на нее в молчании. Она спрашивала: «что угодно господину?» краснелась, присядала, глядела в землю, и наконец изъяснила мне, что Дженни, пользуясь Воскресеньем, гуляет за городом, а она взялась на несколько часов заступить ея место в доме. Я хотел знать имя красавицы? — София. — Ея состояние? — Служанка в пансионе. — Ея забавы, удовольствия в жизни? — Работа, милость госпожи, хорошая книжка. — Ея надежды? — Накопить несколько гиней и возвратиться в Кентское Графство к старику отцу, которой живет в большой нужде. — — София принесла мне чай, налила, по усильной прозьбе моей сама выпила чашку, но никак не хотела сесть, и при всяком слове краснелась, хотя я остерегался нескромности в разговоре с нею. Впрочем, к моему удивлению, Англинския фразы сами собою мне представлялись, и естьли бы я всякой день мог говорить с прелестною Софиею, то через месяц заговорил бы как — Оратор Парламента! С чувством скажу вам, друзья мои, что Англичанки и в самом низком состоянии чрезвычайно любезны своею кротостию.

В нынешнее Воскресенье поговорю о Воскресеньи. Оно здесь свято и торжественно; самый бедный поденщик перестает работать; купец запирает лавку, биржа пустеет, Спектакли затворяются, музыка молчит. Все идут к обедне; люди, привязанные своими упражнениями и делами к городу, разъезжаются по деревням; народ толпится на гульбищах, и бедный

370

по возможности наряжается. Что у Французов Генгеты,¹ то здесь Thea—gardens или сады, где народ пьет чай и пунш, ест сыр и масло. Тут—то во всей славе являются горнишныя девушки, в длинных платьях, в шляпках, с веерами; тут ищут оне себе женихов и щастья; видятся с своими знакомыми, угощают друг друга, и набираются всякого рода анекдотами, замечаниями, на целую неделю. Тут, кроме слуг и служанок гуляют ремесленники, сидельцы, Аптекарские ученики — одним словом, такие люди, которые имеют уже некоторый вкус в жизни, и знают, что такое хороший воздух, приятный сельской вид, и проч. Тут соблюдается тишина и благопристойность; тут вы любите Англичан.

Но естьли хотите, чтобы у вас помутилось на душе, то загляните ввечеру в подземельныя² Таверны или в питейные домы, где веселится подлая Лондонская чернь! — Такова судьба гражданских обществ:³ хорошо сверху, в середине, а вниз не заглядывай. Дрожжи и в самом лучшем вине бывают столь же противны вкусу, как и в самом худом.

Дурное напоминает дурное: скажу вам еще, что на Лондонских улицах, ввечеру, видел я более ужасов разврата, нежели и в самом Париже. Оставляя другое (о чем можно только говорить, а не писать) вообразите, что между нещастными жертвами распутства здесь много двенадцатилетних девушек! вообразите, что есть Мегеры, к которым изверги—матери приводят дочерей на смотр и торгуются!

Я начал письмо свое невинностию, а кончил предметом омерзения! — Любезная София! прости меня.

_____

371