<8>

Кенигсберг, Июня 19,¹ 1789.

Вчера, в семь часов утра, приехал я сюда, любезные друзья, мои, и стал, вместе с своим сопутником, в трактире у Шенка.²

Кенигсберг, столица Пруссии, есть один из больших городов в Европе, будучи в окружности около пятнадцати верст. Некогда был он в числе славных Ганзейских³ городов. И ныне коммерция его довольно важна — Река Прегель, на которой он лежит, хотя не шире 150 или 160 футов, однакожь так глубока, что болышия купеческия суда могут ⁴ходить по ней.⁴ Домов считается около 4000, а жителей 40 000 — как мало по величине⁵ города! ⁶Но теперь он кажется многолюдным,⁶ потому что множество людей собралось сюда на ярманку, которая начнется с завтрашнего дня. Я видел довольно⁷ хороших домов, но не видал таких огромных, как в Москве или в Петербурге, хотя вообще Кенигсберг выстроен едва ли не лучше Москвы.

Здешний гарнизон так многочислен, что везде попадаются в глаза мундиры. Не скажу, чтобы Прусские солдаты были одеты лучше наших;

19

а особливо не нравятся мне их ⁸двуугольныя шляпы.⁸ Что принадлежит до Офицеров, то они очень опрятны, а жалованья получают, выключая Капитанов, малым чем более наших. Я слыхал, будто⁹ в Прусской службе нет таких молодых Офицеров, как у нас; ¹⁰однакож видел здесь по крайней мере десять пятнадцатилетних.¹⁰ Мундиры синие, голубые и зеленые с красными, белыми и оранжевыми отворотами.

Вчера обедал я за общим столом, где было старых Маиоров, толстых Капитанов, осанистых Поручиков, ¹¹безбородых Подпоручиков и Прапорщиков¹¹ человек с тридцать. Содержанием громких разговоров был прошедший смотр. ¹²Офицерския шутки¹² также со всех сторон сыпались. На пример: «Что за причина, Г. Ритмейстер, что у вас ныне и днем окна закрыты? Конечно вы не письмом занимаетесь? ха! ха! ха!» — «То–то фон Кребс! Все знает, что у меня делается!» — и проч. и проч. Однакож они учтивы. Лишь только наша Француженка показалась, все встали, и за обедом служили ей ¹³с великим усердием.¹³ — Как бы то ни было, только в другой раз рассудил я за–благо обедать один в своей комнате, растворив окна в сад, откуда лились в мой Немецкой суп ароматическия испарения сочной зелени.

Вчерась же после обеда был я у славного Канта, глубокомысленного, тонкого Метафизика, который опровергает и Малебранша и Лейбница, и Юма и Боннета — Канта, которого Иудейской Сократ, покойный Мендельзон, иначе не называл, как der alles zermalmende Kant, т. е. все сокрушающий Кант. Я не имел к нему писем; но смелость города берет — и мне отворились двери в кабинет его. Меня встретил маленькой, худенькой старичек, отменно белый и нежный. Первыя слова мои были: «Я Руской Дворянин, ¹⁴люблю великих мужей, и желаю изъявить мое почтение Канту».¹⁴ Он ¹⁵тотчас попросил¹⁵ меня сесть, говоря: «Я писал такое, ¹⁶что не может нравиться всем; не многие любят метафизическия тонкости».¹⁶ С полчаса говорили мы о разных вещах: о путешествиях, о Китае, об открытии новых земель. Надобно было удивляться его историческим и географическим знаниям, которыя, казалось, могли бы одни загромоздить магазин человеческой памяти; но это у него, как Немцы говорят, дело постороннее. ¹⁷Потом я¹⁷ не без скачка, обратил разговор ¹⁸на природу и нравственность человека; и вот что мог удержать в памяти¹⁸ из его рассуждений:¹⁹

«Деятельность есть наше определение. Человек не может быть никогда совершенно доволен обладаемым, и стремится всегда к приобретениям. Смерть застает нас ²⁰на пути к чему нибудь, что мы еще иметь хотим.²⁰ Дай человеку все, ²¹чего желает;²¹ но он в ту же минуту почувствует, что это все не есть все. Не видя цели или конца стремления нашего в здешней жизни, полагаем мы будущую, где узлу надобно развязаться. Сия мысль тем приятнее для человека, что здесь нет никакой соразмерности между радостями и горестями, между наслаждением и страданием. Я ²²утешаюсь тем,²² что мне уже шестьдесят лет, и что скоро придет конец жизни моей: ²³ибо надеюсь вступить в другую, лучшую.²³ Помышляя о тех услаждениях, которыя имел я в жизни, не чувствую теперь удовольствия; но представляя себе те случаи, ²⁴где действовал

20

сообразно с законом нравственным, начертанным у меня в сердце, радуюсь. Говорю о нравственном законе:²⁴ назовем его совестию, чувством добра и зла — но он есть. Я солгал; никто не знает лжи моей, но мне стыдно. — Вероятность не есть очевидность,²⁵ когда мы говорим о будущей жизни; но, сообразив²⁶ все, рассудок велит нам ²⁷верить ей.²⁷ Да и что бы с нами было, когда бы мы, так сказать, ²⁸глазами увидели ее?²⁸ Естьли бы она нам очень полюбилась, ²⁹мы бы не могли уже²⁹ заниматься нынешнею жизнию и были бы³⁰ в беспрестанном томлении; а в противном случае не имели бы³¹ утешения сказать себе в горестях здешней жизни: авось там будет лучше! — Но говоря о нашем определении, о жизни будущей и проч. ³²предполагаем уже³² бытие Всевечного Творческого разума, все для чего нибудь, и все благо творящего.³³ Что? Как?... Но здесь первый мудрец признается в своем невежестве. Здесь разум ³⁴погашает светильник свой, и мы во тьме остаемся; одна фантазия может носиться во тьме сей и творить несобытное».³⁴ — Почтенный муж! прости, естьли в сих строках обезобразил я мысли твои!³⁵

Он знает Лафатера, и переписывался с ним. «Лафатер³⁶ весьма любезен³⁶ по доброте своего сердца, говорит он: но имея чрезмерно живое воображение, часто ослепляется мечтами, верит ³⁷Магнетизму и пр.»³⁷ — Коснулись до его неприятелей. «Вы их узнаете, сказал он, и увидите, что они все добрые люди.»

Он записал мне титулы двух своих сочинений, которых я не читал:³⁸ Kritik der praktischen Vernunft и Metaphisik der Sitten⁰⁰¹  — и сию записку буду хранить как священный памятник.³⁹

Вписав в свою карманную книжку мое имя, пожелал он, чтобы решились все мои сомнения; ⁴⁰потом мы⁴⁰ с ним расстались.³⁹

Вот вам, друзья мои, краткое описание весьма любопытной⁴¹ для меня беседы, которая продолжалась около трех часов. — Кант говорит скоро, ⁴²весьма тихо⁴² и не вразумительно; и потому надлежало мне слушать его с напряжением всех нерв слуха. Домик у него маленькой, и внутри приборов не много. Все просто, ⁴³кроме... его Метафизики.⁴³

_____

Здешняя кафедральная^43а церковь огромна. С великим примечанием рассматривал я там древнее оружие, латы и шишак ⁴⁴благочестивейшего из⁴⁴ Маргграфов Бранденбургских и храбрейшего из рыцарей своего времени. Где вы — думал я — где вы, мрачные веки, веки варварства и героизма? Бледныя тени ваши ужасают робкое просвещение наших дней. Одни сыны вдохновения дерзают вызывать их из бездны минувшего — подобно Улиссу, зовущему тени друзей⁴⁵ из мрачных жилищ смерти — чтобы в унылых песнях своих сохранять память чудесного изменения народов. — Я мечтал около часа, прислонясь к столбу. — На стене изображена Маргграфова беременная супруга, которая, забывая свое состояние, бросается на колени и с сердечным усердием молит Небо о сохранении

21

жизни Героя, идущего побеждать⁴⁶ врагов. Жаль, что здесь искусство не соответствует трогательности предмета! — Там же видно множество разноцветных знамен, трофеев Маргграфовых.⁴⁷

Француз, ⁴⁸наемный лакей, провожавший меня, уверял,⁴⁸ что оттуда есть подземной⁴⁹ ход за город в старую церковь, до которой будет около двух миль, и показывал мне маленькую дверь с лестницею, которая ведет⁵⁰ под землю. Правда ли это или нет, не знаю; но знаю то, что ⁵¹в средние веки⁵¹ на всякой случай прокапывали ⁵²такие ходы,⁵² чтобы сохранять богатство⁵³ и жизнь от руки сильного.⁵⁴

_____

Вчера ввечеру простился я с своим товарищем, господином Ф***, которого приязни не забуду никогда. Не знаю, как ему, а мне грустно было с ним расставаться. Он с Француженкою поехал в Берлин, где, может быть, еще увижу⁵⁵ его.

Ныне был я у нашего Консула, Господина И***, который принял меня ласково.⁵⁶ Он рассказывал мне ⁵⁷много кое–чего,⁵⁷ что я с удовольствием слушал; и хотя уже давно живет в Немецком городе, ⁵⁸и весьма хорошо говорит по–Немецки, однако же⁵⁸ ни мало не обгерманился, и сохранил в целости Руской характер. Он дал мне письмо ⁵⁹к Почтмейстеру, в котором просил его отвести мне лучшее место в почтовой коляске.⁵⁹

Вчера судьба познакомила меня с одним ⁶⁰молодым Французом,⁶⁰ который называет себя искусным зубным лекарем. Узнав, что в трактир к Шенку приехали иностранцы — ему сказали, Французы — явился он к Господину Ф*** с ношею комплиментов. Я тут был — и так мы познакомились. «В Париже есть мне равные в искусстве, сказал он: для того не хотел я там остаться, поехал в Берлин, перелечил, перечистил Немецкие зубы; но я имел дело с великими скрягами, ⁶¹и для того — уехал из Берлина.⁶¹ Теперь еду в Варшаву. Польские господа, слышно, умеют ценить достоинства и таланты: попробуем, полечим, почистим! А там отправлюсь⁶² в Москву — в ваше отечество, государь мой, где конечно найду умных людей более, нежели где нибудь.» — Ныне, когда я только–что управился с своим обедом, пришел он ко мне с бумагами, и сказав, что узнает людей с первого взгляду, и что имеет уже ко мне полную доверенность, начал ⁶³читать мне... трактат⁶³ о зубной болезни.⁶⁴

Между тем, как он читал, наемный лакей пришел сказать мне, что в другом трактире, обо двор, остановился Руской курьер, Капитан Гвардии. Allons le voir!⁰⁰² сказал Француз, спрятав⁶⁵ в карман свой трактат. Мы пошли вместе — и вместо Капитана нашел я Вахмистра конной Гвардии, Господина*** молодого любезного человека, который едет⁶⁶ в Копенгаген. Он еще в первый раз послан курьером, и не знает по–Немецки:⁶⁷ чему Прусские Офицеры, ⁶⁸окружившие нас на крыльце, весьма

22

дивились.⁶⁸ В самом деле не удобно⁶⁹ ездить по чужим землям, зная только один Французской язык, которым не все говорят. — В то время, как мы разговаривали, один из стоявших на крыльце получил письмо из Берлина, в котором пишут к нему, что близь сей столицы разбили почту, зарезали постиллиона⁷⁰ и отняли несколько тысяч талеров: неприятная весть для тех, которые туда едут!⁷¹ — Я пожелал земляку своему щастливого пути.⁷²

_____

В старинном замке, или во дворце, построенном на возвышении, осматривают путешественники цейггауз и библиотеку, в которой вы найдете несколько фолиантов и квартантов, окованных серебром. Там же есть так называемая Московская⁷³ зала, длиною во 166 шагов, а шириною в 30, которой свод сведен без столбов, и где показывают старинный осьмиугольный стол, ценою в 40 000 талеров. Для чего сия зала называется Московскою, не мог узнать. Один сказал, будто для того, что тут некогда сидели Руские пленники; но это не очень вероятно.⁷⁴

Здесь есть изрядные сады, где можно с удовольствием прогуливаться. В больших городах ⁷⁵весьма нужны народныя гульбища.⁷⁵ Ремесленник, художник, ученый отдыхает на чистом воздухе по окончании своей работы, не имея нужды итти за город. К тому же испарения садов освежают и чистят ⁷⁶воздух, который в больших городах всегда бывает наполнен гнилыми частицами.⁷⁶

Ярманка начинается. Все наряжаются в лучшее ⁷⁷свое платье, и толпа за толпою⁷⁷ встречается на улицах. Гостей принимают на крыльце, где подают чай и кофе.⁷⁴

Я уже отправил свой чемодан на почту. Едущие в публичной коляске могут иметь 60 фунтов без платы; у меня менее шестидесяти.

Adieu!⁰⁰³ Земляк мой Габриель, который, говоря его словами, не нашел еще работы, пришел сказать мне, что почтовая коляска скоро будет готова.

Я вас люблю так же, друзья мои, как и прежде; но разлука ⁷⁸не так уже для меня горестна.⁷⁸ Начинаю наслаждаться путешествием. Иногда, думая⁷⁹ о вас, вздохну; но легкой ветерок струит воду, ⁸⁰не возмущая светлости ея.⁸⁰ Таково сердце человеческое; ⁸¹в сию минуту⁸¹ благодарю Судьбу за то, что оно таково. — Будьте только благополучны, друзья мои, и никогда обо мне не беспокойтесь! В Берлине надеюсь получить от вас письмо.

_____

23