Берн есть хотя старинный, однакожь красивый¹ город. Улицы прямы, широки и хорошо вымощены; а в средине проведены глубокие каналы, в которых с шумом течет вода, уносящая с собою всю нечистоту из города, и сверх того весьма полезная в случае пожара. Домы почти все одинакие: ²из белого камня,² в три этажа, и представляют глазам ³образ равенства в состоянии жителей, не так, как в иных больших городах Европы, где часто низкая хижина преклоняется к земле под тению колоссальных палат.³ Всего более полюбились мне в Берне аркады под домами, столь удобные для пешеходцев, которые в сих покрытых галлереях никакого ненастья не боятся.

Мы были в здешнем Сиротском доме, где нашел я удивительную чистоту и порядок. В самом деле тут не много сирот, а более пансионеров, которые за небольшую сумму денег учатся и хорошо содержатся в сем доме. Оттуда пошли мы в публичную библиотеку. ⁴На прекрасном маленьком лужке, между домов,⁴ увидел я прикованного медведя, которому мимоходящие бросали хлеб и прочее, что он есть мог. Доктор Ренггер ⁵сказал мне,⁵ что в Берне всегда держат живого медведя, который есть герб сего Кантона; что имя Берн произошло от Немецкого слова Бер (то есть медведь); что Герцог Церингенской, начав строить этот город, поехал на ловлю, и положил назвать его именем первого затравленного зверя; что он затравил медведя, и потому назвал город Бером, имя, которое после превратилось в Берн. — В библиотеке видел я много хороших книг и несколько изрядных картин; но всего более занимал меня рельеф, представляющий часть Альпийских гор, и точно тех, на которых я дни через три быть надеюсь. Тут видны сии горы в подлинных своих фигурах, долины, озера, деревни, хижины, и даже маленькия дорожки. Но рельеф Генерала Пфиффера, Луцернского гражданина, должен быть еще гораздо превосходнее. Сей человек с удивительною неутомимостию странствовал по горам; срисовывал их — снимал меры — и все сие представил потом в малом виде с величайшею точностию. Два раза был ои захвачен горными жителями как шпион, и наконец для безопасности своей мерил горы по ночам при лунном сиянии, скрываясь от людей и водя с собою двух коз, которых молоко составляло всю его пищу.

Und ein Gott ist’s, der Berge⁶ Spitzen rЪthet mit Blitzen!

(Бог красит молниями венцы гор). Между тем Штапфер начал говорить со мною, и мне должно было на несколько минут отвратить глаза свои от сего прекрасного зрелища. Когда же я опять взглянул на горы, увидел — вместо розовых и пурпуровых огней — ужасную бледность. Солнце закатилось. Я был поражен сею скорою переменою, и готов был воскликнуть: Так проходит слава мира сего! так увядает роза юности! так угасает светильник жизни! Мне стало грустно — и мы тихими шагами возвратились в город.

Ныне поутру был я у Проповедника Виттенбаха, ученого Натуралиста, который перевел на Немецкой язык Соссюрово путешествие по Швейцарии, выдал краткое наставление для путешествующих по Альпийским горам, и сочиняет теперь описание естественных произведений Швейцарии. Хотя он не одного вкуса со мною, и никогда, по словам его, не читает ⁷книг, наполненных⁷ мечтами воображения; и хотя в любимых его науках я совершенной профан: однакожь мы нашли ⁸материю для разговора, и для него и для меня занимательную⁸ — а именно, мы говорили о Галлере, который был ему очень знаком. Между прочим сказывал он, что покойник, за два дни до смерти, не смотря на свою болезнь и слабость, с великим любопытством читал описание некоторых новых физических опытов, и отчасти поверял их. Таким образом самые последние часы жизни своей посвящал Галлер успехам наук, которыя любил он страстно! — Виттенбах, путешествуя всякой год по самым отдаленнейшим горам, никогда еще не бывал в Цирихе! “Я успею быть в городах и тогда (говорит он), когда от старости не в состоянии буду ходить по Альпам.”⁹

На террасе встретился я ныне с Графом д’Артуа, который там прогуливался со многими знатными Французами.¹⁰ Он не дурен собою, и хочет

показываться веселым; но в самых его улыбках видно стесненное сердце. Такия—то перемены бывают в жизни человеческой! — Прожив здесь недели две в загородном доме, едет он теперь в Италию, куда отправятся за ним и другие эмигранты. Щастливый путь! говорят Бернцы, которые никак не рады были сим незванным гостям.¹¹

В трактире Венца, где я живу, не садится за стол менее тридцати человек, Французов и Англичан, между которыми бывают жаркие споры о теперешних обстоятельствах Франции. Сегодни за ужином бедный Италиянской музыкант играл на арфе и пел. Англичане набросали ему целую тарелку серебряных денег, и хотели, чтобы он рассказал нам свою историю. Слушайте, сказал он, и запел:

И в свете сиротою жил.¹²

13Открыл за тайну, как струною

Смотрю — и в сердце горя нет!...

Кто с Фебом в дружестве живет!¹³

“Вот вам моя история, государи мои! сказал он по—Французски:^* я странствую по свету, и везде нахожу людей, умеющих ценить таланты”. Браво! браво! закричали Англичане, и бросили ему еще несколько талеров. —