Берлин, 30 Июня,¹ 1789.

Вчера приехал я в Берлин, друзья мои; а ныне, к великому своему удовольствию, получил от вас письмо, которого ждал с таким нетерпением. Известие, что вы остались здоровы, меня утешило, успокоило. Но начто вы иногда грустите? Этого не было в уговоре. ²А естьли вы² и впредь будете так немилостивы к себе и к другу своему, который за несколько тысяч верст берет участие даже в минутной вашей неприятности: то он, в отмщение вам, сам будет грустить с утра³ до вечера.

Последнее письмо отправил я к вам из Штаргарда. Мы выехали оттуда в полночь. Кроме Капитана, было у меня двое новых товарищей: Офицер, едущий в Империю для набора рекрут, и купец Штаргардской. Я сел в коляске назади, на своем чемодане; мог протянуть ноги, ⁴мог прилечь на подушку;⁴ спина моя распрямилась, и движение крови⁵ стало ровнее; тряская коляска казалась мне усыпительною колыбелью — и я, почитая себя блаженнейшим человеком в свете, заснул крепким сном, и спал до первой перемены, где разбудили меня пить кофе.⁶

Не доезжая за десять миль до Берлина, Капитан нас оставил. Мы прощались друг с другом как приятели, и я дал ему слово сыскать его в Кенигсберге, когда поеду обратно через сей город. ⁷“Ведь нам⁷ еще надобно хоть один раз в жизни видеться,⁸” сказал он, пожимая руку мою: “заезжайте ко мне, и расскажите, ⁹что увидите в свете.”⁹ — Хорошо, хорошо, Г. Капитан! Будьте между тем здоровы! — И так мы расстались.

В последнюю ночь нашего путешествия, приближаясь к Берлину, начинал я думать, что там делать буду, и кого увижу. Ночью всякия мечты воображения бывают живее, и я так ясно представил себе любезного А^*,¹⁰ идущего ко мне на встречу с трубкою и кричащего: ¹¹кого вижу? брат Рамзей в Берлине?¹¹ что руки мои протянулись¹² обнять его; но вместо моего дражайшего приятеля, который в сию минуту был от меня так далеко, чуть не обнял я мокрой женщины, сидевшей с нами в коляске. “Но как зашла к вам мокрая женщина?” Вот как. Солнце село, пошел дождь,

13и вечер превратился в глубокую ночь.¹³ Вдруг коляска наша остановилась;¹⁴ Ширмейстер, сидевший с нами, выглянул и начал с кем–то бормотать; потом, оборотившись¹⁵ к нам, сказал: “Господа! позволите ли сесть в коляску одной честной женщине и доехать с нами до первого местечка, куда она идет с своим мужем? Дождь промочил ее насквозь, и она боится занемочь.” А хороша ли она? спросил Офицер, едущий в Империю. Теперь темно, отвечал Ширмейстер. — Пускай ее садится, сказал Офицер. Я то же сказал, и купец то же. Женщина взлезла к нам в коляску, и была подлинно очень мокра, так что мы пятились от нее как можно далее, боясь воды, ¹⁶которая текла¹⁶ с нее ручьями. Офицер вступил с нею в разговор, и узнал от нее, что она жена портного мастера, ¹⁷очень любит¹⁷ своего мужа, и с ним никогда не расстается; что они ужинали в гостях у своего дяди, зажиточного купца, который торгует заморскими товарами, и пошли домой пешком для того, чтобы наслаждаться приятностями вечера, никак не ожидав дождя; что она взяла у дяди книжку, жизнь Барона Тренка, в которой описываются самыя чудныя приключения, и все справедливыя; что дочь дяди их, которой минуло уже девятнадцать лет, однажды не спала целую ночь, читая эту книгу, а на другую ночь ¹⁸во сне увидела¹⁸ Тренка в цепях, и так закричала, что отец пришел к ней со свечею¹⁹ посмотреть, что с нею сделалось — и проч. и проч. ²⁰Вот все дело!²⁰

Но естьли я не найду его в Берлине! пришло мне вдруг на мысль — я в самую ту минуту встретилась нам коляска. Насилу мог я удержаться, чтобы не закричать: стой! Это верно он, думал я, это верно он! Прости! Приезжай благополучно в наше отечество, к своим друзьям! Ты увидишь ²¹моих любезных;²¹ увидишь, и не скажешь им ничего обо мне! — Между тем мы приехали на станцию,²² Я тотчас пошел к Почтмейстеру спросить, кто проехал в коляске. “Руской — купец из Риги”, отвечал он. Тут я готов был вспрыгнуть от радости, что это был не наш А***.²³

В некотором расстоянии от Берлина начинается прекрасная алея из каштановых деревьев, и дорога становится лучше и веселее. О виде Берлина не льзя было мне судить потому, что беспрестанный дождь мешал видеть далеко вперед. ²⁴У ворот мы остановились. Сержант вышел из караульни нас допрашивать:²⁴ Кто вы? Откуда едете? За чем приехали в Берлин? Где будете жить? Долго ли здесь пробудете? Куда поедете из Берлина? ²⁵Судите о любопытстве здешнего Правительства! — Наконец мы въехали в улицу прекрасного Берлина, где я надеялся отдохнуть в объятиях сердечной приязни, рассказывать Рускому о России и другу о друзьях, говорить о наших веселых Московских вечерах и философских спорах!... Но судьба смеялась надо мной!²⁵

Коляска наша остановилась у почтового дома. Там прежде всего спросил я у Секретаря,²⁶ где живет А***? И что же? С хладнокровием, совсем противным моему нетерпению, отвечал он: “Его уже здесь нет!” — Его здесь нет? — “Нет, сударь”, повторил он, и начал перебирать зписьма. — Где же он? — ²⁷ “Во Франкфурте на Майне.²⁷ Подите к своему Священнику; ²⁸там лучше все узнаете.” — Я бросился на стул и готов был заплакать.²⁸ Секретарь взглянул на меня с улыбкою. Вы думали его

здесь²⁹ найти? спросил он. “Думал, государь мои, ³⁰думал!” и с сими словами я хотел итти вон.³⁰ “Постойте, сказал Секретарь: надобно осмотреть ваш чемодан.” ³¹То есть, надобно было взять с меня несколько грошей. — Вообразите друга вашего, идущего в самых горестных размышлениях по Берлинским улицам, в след за инвалидом, который нес чемодан мой! Ни огромные домы, ни многолюдство, ни стук карет не могли вывести меня из меланхолической задумчивости. Я сам себе казался жалким сиротою, бедным, нещастным, и единственно от того, что А*** не хотел меня дождаться в Берлине!³¹

“Жаль, жаль, государь мой — сказал мне Г. Блум, трактирщик: Английского короля в Братской улице — жаль, что у меня нет теперь для вас места. ³²В доме моем заняты все комнаты.³² Вы, думаю, знаете, что к нашему Королю пожаловала ³³гостья, его сестрица. В Берлине будут праздники, и многие господа приехали сюда на это время. Поверите ли, что я ныне отказал уже десяти человекам?” — И так, Г. Блум — — “Вы иа России приехали?” — Из России. И так — “У вас все войною занимаются?” — Да, Г. Блум, у нас война. И так мне остается — — “Послушайте: теперь только опросталась у меня одна комната, и вы можете занять ее. Что же у вас с Турками делается?” — Прикажите мне указать комнату; а после, естьли угодно — — “Очень хорошо! очень хорошо! Пойдемте, пойдемте!” Он привел меня в маленькую горенку с одним окном. “Не правда ли, что она очень хороша и очень уютна?” — Я доволен, Г. Блум. — Тут пришел ко мне фельдшер, парикмахер. Г. Блум от меня не выходил, беспрестанно говорил, и наконец мне же вздумал рассказывать, что у нас в России делается. Послушайте, Г. Блум, сказал я: это все писано к вам от первого числа Апреля по старому или по новому стилю. — “Как, государь мой!” — Как вам угодно, отвечал я, — взял трость и пошел со двора.³⁴

Человек рожден к общежитию и дружбе — сию истину живо чувствовало мое сердце, когда я шел к ³⁵Д***, желая³⁵ найти в нем хотя часть любезных свойств нашего ³⁶А*, желая³⁶ полюбить его, и³⁷ говорить с ним со всею дружескою искренностию, свойственною моему сердцу! — Благодарю Судьбу! ³⁸Я нашел,³⁸ чего желал — нашел в Д* любезного, добродушного, искреннего человека. Он любит свое отечество, и я люблю его; он любит А***, и я люблю его; он сроден к откровенности, и я тоже: и так долго ли было нам познакомиться? Мы проговорили с ним: до вечера, и он ³⁹захотел еще проводить меня.³⁹

Лишь только вышли мы на улицу, я должен был зажать себе нос от дурного ⁴⁰запаха: здешние каналы наполнены всякою нечистотою.⁴⁰ Для чего бы их не чистить? Не уже ли нет у Берлинцев обоняния? — ⁴¹Д*** повел меня⁴¹ через славную ⁴²Липовую улицу,⁴² которая в самом деле прекрасна. В средине посажены алеи⁴³ для пеших, а по сторонам мостовая. Чище ли здесь живут, или⁴⁴ испарения лип истребляют нечистоту в воздухе — только в сей⁴⁵ улице не чувствовал я никакого неприятного запаха. Домы не так высоки, как некоторые в Петербурге, но очень красивы. В алеях,⁴⁶ которыя простираются в длину шагов на тысячу или более, прогуливалось много людей.⁴⁷

Лишь только я в своей комнате расположился пить чай, пожаловал ко мне ⁴⁸Г. Блум с бумажкою в руках.⁴⁸ Вам надобно на это отвечать, .сказал он.⁴⁹ Я увидел на бумаге⁵⁰ те вопросы, которые делали мне при въезде в город, с прибавлением одного: в какия ворота вы въехали? Они⁵¹ напечатаны, и мне надлежало под каждым писать⁵² ответ. ⁵³Боже мой! какая осторожность! Разве Берлин в осаде? — Г. Блум объявил мне с важным видом, что завтра Берлинская публика узнает через газеты о моем приезде!⁵³

Ныне поутру ходил я с Д*** осматривать город. Его по справедливости можно назвать прекрасным; ⁵⁴улицы и домы очень хороши.⁵⁴ К украшению города служат также болышия площади: Вильгельмова, Жандармская, Денгофская и пр. На первой стоят четыре болышия мраморныя статуи славных Прусских Генералов: Шверина, Кейта, Винтерфельда и Зейдлица. Шверин⁵⁵ держит в руке знамя, с которым он, в жарком сражении под Прагою, бросился на неприятеля, закричав своему полку: дети! за мной! Тут умер он смертию Героя, и Король сожалел ⁵⁶о сем искусном и храбром Генерале более,⁵⁶ нежели о потере двадцати тысяч воинов. — Фридрих, приняв Кейта в свою службу, сказал: я много выиграл. Фридрих знал людей, и Кейт оказал ему важныя услуги. — Говорят, что Граф Петр Александрович Румянцев похож на Винтерфельда. Я не имел щастия видеть нашего Задунайского героя, и потому не мог искать сего сходства в хладном мраморе, изображающем Винтерфельда. — Зейдлиц был любимец Королевской, пылкой, отважный воин. Отдавая справедливость его достоинствам, осуждают⁵⁷ в нем некоторый слабости, и говорят, что оне были причиною безвременной⁵⁸ смерти его. Он умер не на поле чести, а на одре мучительной болезни. Король⁵⁹ тужил о нем, как о своем любимце.⁶⁰ — Таким образом Фридрих хотел во мраморе предать векам память своих полководцев. Юный воин, смотря на их изображения, чувствует желание подражать Героям, и жить⁶¹ в памяти потомства.⁶² Я сам люблю рассматривать памятники славных людей, и представлять⁶³ себе дела их. — На так называемом длинном мосту, через реку Шпре, стоит из меди вылитый монумент Фридриха Вильгельма Великого. Когда Руския войска ⁶⁴пришли сюда,⁶⁴ то некоторые из солдат в забаву рубили его тесаками. Мне показывали ⁶⁵сии знаки,⁶⁵ которые ⁶⁶возбуждают в Берлинцах неприятное воспоминание.⁶⁶

67Мы прошли⁶⁷ в Королевскую библиотеку. Она огромна — и вот все, ⁶⁸что могу сказать о ней! Более всего⁶⁸ занимало меня ⁶⁹богатое анатомическое сочинение⁶⁹ с изображениями всех частей ⁷⁰человеческого тела.⁷⁰ Покойный Король заплатил за него⁷¹ 700 талеров. Есть довольно восточных рукописей, на которыя я только взглянул. Показывали мне еще Лютеров Немецкой манускрипт; но я почти совсем не мог разобрать его, не читав никогда рукописей того века. — Книги давать на дом запрещено; однакожь известный человек, ⁷²задобрив деньгами помощника Библиотекарского,⁷² может иметь⁷³ некоторыя. Таким образом Д** взял для меня Николаево описание Берлина, которое хотелось мне просмотреть. Библиотекою управляет ныне Г. Доктор Бистер, который и живет в сем большом доме.⁷⁴

За столом у Господина Блума сидело человек тридцать: Офицеров, купцов⁷⁵ и важных Саксонских Баронов, приехавших в Берлин на праздники. Теперь все готовится⁷⁶ ко встрече Штатгальтерши, которая послезавтра будет сюда из Потсдама вместе с Королем. Об этом только и говорят; да о разбойниках, которые близь Ораниенбурга разбили⁷⁷ почту. — ⁷⁸Ввечеру Д*** водил меня в зверинец.⁷⁸ Он простирается от Берлина до Шарлотенбурга, и состоит из разных ⁷⁹алей: одне⁷⁹ идут во всю длину его, другия поперег, иныя вкось и перепутываются: славное⁸⁰ гульбище! Долго искал я ⁸¹того места, о котором⁸¹ некогда наш А*** писал ко мне следующее: “Я нашел в зверинце длинную алею, состоящую из древних сосн; мрачность и непременяющаяся зелень дерев производят в душе некоторое священное благоговение. Не забуду я одного утра, когда, гуляя⁸² в зверинце один, и предавшись стремлению своего воображения, которое, как известно тебе, склонно к пасмурным представлениям, вступил я нечаянно в сию⁸³ алею. До того⁸⁴ места освещало меня лучезарное солнце; но вдруг⁸⁵ исчез весь свет. Я поднял глаза, и увидел перед собою ⁸⁶сей путь мрачности.⁸⁶ Только вдали при выходе виден был свет. Я остановился и долго глядел. Наконец одна мысль пробудила меня....⁸⁷ Не есть ли — думал я — не есть ли тьма сия изображение твоего состояния, когда ты, разлучившись с телом, вступишь в неизвестный тебе путь? Мысль сия так во мне усилилась, что я уже представил себя облегченного от земного бремени, идущего к оному вдали светящемуся свету, и — — с того⁸⁸ времени всякой раз, когда бываю в зверинце, захожу туда,⁸⁹ и часто поминаю тебя.” Любезный меланхолик! я сам думал о тебе, ⁹⁰вступая в сию алею,⁹⁰ и стоял, может быть, точно на том месте, где ты обо мне думал. Может быть, ты опять здесь стоять будешь, но я буду далеко, далеко от тебя! —

В зверинце много кофейных домов. Мы заходили в один из них, чтобы утолить жажду белым пивом, которое мне очень не полюбилось. — Сад Принца Фердинанда, в которой мы прошли из зверинца, отворен для всех порядочно–одетых людей. Я не взял бы тысячи таких садов за зверинец. Тут прогуливался⁹¹ сам Принц, и с ⁹²угрюмым видом⁹² отплатил нам поклон. — Бьет час.