Корчма.²

Лишь только вышли мы из Эглизау, солнце закатилось; серыя облака покрыли небо; вечер становился час от часу темнее, и скоро наступила самая мрачная ночь. Нам надобно было итти лесом, в котором царствовала мертвая тишина. Мы останавливались и слушали — но ни один листочик на дереве не шевелился. Я громко произнес имя Сильвана, эхо повторило его, и опять все умолкло. Мне казалось, что я приближаюсь

114

к святилищу уединенного бога лесов, и вижу его вдали стоящего с кипарисною ветьвию. Сердце мое чувствовало вместе и страх и тихое, неизъяснимое удовольствие. Таким образом шли мы около двух часов, не встретясь ни с одним человеком. Тут повеял сильный, холодный ветер, и Б* признался мне, что он желал бы скорее дойти до какой нибудь деревни или до трактира, где бы нам можно было ночевать. Я и сам желал того же:³ летний мой кафтан худо защищал меня от холодного ветра. Наконец мы пришли в маленькую деревеньку, где уже все спали; только в одном доме светился огонь, и сей дом был трактир. С видом удивления посмотрел на нас трактирщик, покачал головою, и сказав: в темную ночь бродить пешком не прилично таким господам! отворил нам дверь. Мы вошли в большую горницу, в которой не было ничего, кроме пяти или шести столов и дюжины деревянных стульев. Прежде всего заговорили мы об ужине. Тотчас все будет готово, сказал трактирщик, и принес нам сыру, масла, хлеба и бутылку кислого вина. Что же еще будет? спросили мы. Ничего, отвечал он. Делать было не чего, и пожав плечами, принялись мы за ужин. ⁴Потом хозяин проводил нас⁴ в спальню, то есть на чердак, в маленькой чулан, где мы нашли постелю, очень не мягкую и не чистую;⁵ однакожь усталость принудила нас искать на ней успокоения. Через два часа я проснулся, взял свечу, сошел вниз, в ту горницу, где мы ужинали, и сел написать к вам несколько строк, друзья мои! Между тем товарищ мой спит очень покойно. Однакожь я намерен теперь разбудить его, чтобы, напившись кофе, итти в Цирих. Ветер утих, и небо прояснилось; скоро будет светать.

_____

115