XIII. О ХАРАКТЕРАХ

Если план произведения составлен хорошо, если поэт хорошо выбрал первый момент, если он вошел в самую суть действия, если он хорошо обрисовал характеры, как же ему не иметь успеха? Но характеры определяются положениями.

План драмы может быть составлен, и хорошо составлен, но поэт еще ничего не знает о характерах, которыми он наделит своих персонажей. Каждодневно одни и те же события случаются с людьми разных характеров. Тот, кто приносит в жертву свою дочь, может быть честолюбивым, слабым или жестоким. Тот, кто потерял деньги, может быть бедным или богатым. Тот, кто боится за свою возлюбленную, может быть мещанином или героем, нежным или ревнивым, принцем или слугой.

Характеры обрисованы хорошо, если они способствуют тому, что положения становятся более сложными и необычными. Подумайте, ведь те двадцать четыре часа, что предстоят вашим персонажам, — самые бурные, самые мучительные часы их жизни. Держите их в величайшем напряжении. Пусть положения ваши будут трудны, сталкивайте их с характерами, сталкивайте между собой интересы. Пусть никто из ваших персонажей не стремится к своей цели, не встречаясь с замыслами другого; пусть каждый будет по—своему заинтересован в событии, занимающем всех.

Истинный контраст — это контраст между характерами и положениями, это контраст интересов. Если вам нужно, чтоб Альцест был влюблен, пусть влюбится он в кокетку, а Гарпагон — в бедную девушку³⁰.

«Но почему к этим двум видам контрастов не присоединить контрастность характеров? Этот прием так удобен для поэта!»

И, добавьте, столь же привычен для него, как для художника — размещение на переднем плане картины предметов, оттеняющих все остальное.

258

Я хочу, чтобы характеры были разнообразны, но, признаюсь, контрастность характеров мне не нравится. Выслушайте мои доводы и судите сами.

Прежде всего я отмечаю, что подобный контраст портит стиль произведения. Хотите свести на нет великие, благородные и простые идеи? Пусть контрастируют они между собой или в своих проявлениях.

Хотите лишить музыкальную пьесу выразительности и таланта? Введите туда контраст, и вы получите лишь последовательную смену тихих и громких, низких и пронзительных звуков.

Хотите придать картине неприятную, натянутую композицию? Пренебрегите мудростью Рафаэля, малюйте контрастные фигуры.

Архитектура любит величие и простоту; я не скажу, что она отвергает контраст, — она не приемлет его.

Скажите, как случилось, что контраст играет такую ничтожную роль во всех подражательных жанрах, кроме драматического?

Но верное средство испортить драму, сделать ее невыносимой для человека со вкусом, это — введение многих контрастов.

Я не знаю, как будут судить об «Отце семейства», но если теперь он только плох, он был бы отвратителен, если бы Командора я противопоставил Отцу семейства, Жермейля — Сесиль, Сент—Альбена — Софи, а горничную — одному из слуг. Подумайте, что получилось бы из этих антитез! Я говорю — антитез, потому что контраст характеров в плане драмы означает то же, что фигура эта в речи. Она выигрышна, но пользоваться ею нужно умеренно, и тот, кто обладает возвышенным стилем, всегда избегает ее.

Не самое ли важное в драматическом искусстве и самое трудное — это скрыть искусство? А что же больше выдает его, чем контраст? Не кажется ли он ремесленным приемом? Не избитое ли это средство? В какой только комической пьесе его ни применяли! И когда на сцене появляется грубый и необузданный персонаж, кто же из юнцов, сбежавших из коллежа и забившихся в уголок партера, не говорит себе: ага, сейчас появится спокойный и тихий персонаж.

Не достаточно ли романических прикрас — к несчастью, навязанных драматическому жанру необходимостью подражать общему ходу вещей лишь в том случае, когда тому бывает угодно сочетать необычные события, — чтобы

259

прибавлять еще к этим прикрасам, столь враждебным иллюзии, подбор характеров, которые почти никогда вместе не встречаются? Каково обычное положение в обществе? Разнообразны там характеры или контрастны? На один случай, когда контрастность характеров выступает так резко, как требуют того от поэта, приходится сто тысяч, когда характеры только различны.

Противопоставление же характеров положениям и противоположность интересов между собой, напротив, встречаются поминутно.

Зачем придумали один характер противопоставлять другому? Несомненно затем, чтобы выделить один из них; но добиться этого эффекта можно лишь, если оба характера появляются вместе; а отсюда — какое однообразие в диалоге! Какая натянутость в поведении персонажей! Как же мне удастся естественно развивать события и устанавливать последовательную связь между сценами, если я поглощен необходимостью сближать такой—то персонаж с таким—то? Сколько раз случится, что контраст потребует одной сцены, а правдивость фабулы — другой?

Кроме того, если два контрастирующих персонажа обрисованы с равной силой, они придадут сюжету драмы двусмысленность.

Предположим, что «Мизантроп» не был объявлен и его играли без всяких извещений; что бы случилось, если бы Филинт, как и Альцест, обладал собственным характером? Зритель имел бы полное право спросить, по крайней мере в первой сцене, где ничто еще не отличает главного героя, кого же из двух играют, Филантропа или Мизантропа? А как избегают такой нелепости? Жертвуют одним из характеров. В уста одного вкладывают все, что для него нужно, а второго превращают в глупца или в увальня. Но разве зритель не чувствует этого недостатка, особенно когда характер, наделенный изъяном, является главным, как в приведенном примере?

«И все—таки первая сцена «Мизантропа» — это шедевр!»

Да. Но пусть возьмется за него гений; пусть придаст Филинту столько хладнокровия, твердости, красноречия, честности, любви к людям, терпимости к их недостаткам, снисхождения к слабостям, сколько должен иметь истый друг рода человеческого, и сразу же — хотя бы речи Альцеста и остались без изменения — вы увидите, как сюжет пьесы станет неясным. Почему же сейчас он не таков?

260

Разве Альцест прав? Разве Филинт заблуждается? Нет, просто один хорошо отстаивает свое дело, а другой плохо защищает свое.

Хотите, друг мой, убедиться во всей силе этого замечания? Откройте «Братьев» Теренция — вы увидите там двух отцов с характерами контрастными, но обладающими равной силой; предложите самому проницательному критику сказать вам, кто главное действующее лицо — Микион или Демея? Если он посмеет высказать свое мнение до того, как посмотрит последнюю сцену, он увидит с изумлением, что тот, кого на протяжении пяти актов считал он человеком здравомыслящим, оказался безумцем, а тот, кого он считал безумцем, отлично мог бы быть человеком здравомыслящим.

В начале пятого акта драмы можно подумать, что автор, запутавшись в созданном им противоречии, был вынужден оставить свою цель и изменить смысл пьесы. Но что же произошло? То, что не знаешь теперь, кем интересоваться, и, после того как ты был за Микиона против Демеи, в конце концов не знаешь, за кого же ты. Чуть ли не ждешь третьего отца, который занял бы среднее место между этими двумя и помог узнать, кто же из них плох.

Но тот, кто думает, что драма без контрастных персонажей будет более легкой, — заблуждается. С какой силой должен поэт рисовать и расцвечивать свои роли, если значительность их зависит только от их различия? Если он не хочет быть холоден, подобно художнику, размещающему белые предметы на белом фоне, взор его будет устремлен на разнообразие состояний, возрастов, положений, интересов; ни разу не представится ему случай ослабить один характер, чтобы придать силу другому, задачей его будет — усиливать все.

Чем жанр серьезнее, тем, мне кажется, менее приемлет он контраст. Контраст редко встречается в трагедии. Если его и вводят, то для второстепенных персонажей. Герой всегда один. Нет контрастов ни в «Британнике», ни в «Андромахе», ни в «Цинне», ни в «Ифигении», ни в «Заире», ни в «Тартюфе».

Контраст не нужен в комедии характеров, он по меньшей мере излишен в других.

Есть трагедия Корнеля, если не ошибаюсь, «Никомед», где преобладающее качество всех персонажей — великодушие. Какие почести воздавали автору за это обилие и как справедливо!

261

Теренций мало пользуется контрастом, Плавт еще меньше, Мольер — чаще. Но если контраст в руках Мольера был приемом гениального человека, то следует ли его предписывать и другим авторам? Не следует ли его поэтому, наоборот, запретить им?

А во что превратится диалог между двумя контрастирующими персонажами? В сплетение мелких идей и антитез; ибо необходимо, чтобы слова противостояли друг другу так же, как и характеры. Призываю в свидетели вас, друг мой, и всех людей со вкусом. Разве не больше понравится вам простая, естественная беседа двух людей, чьи характеры, страсти и возрасты будут различны?

Я не выношу контраста в эпосе, если только он не касается чувств или образов. Он неприятен мне и в трагедии. Он излишен в серьезной комедии. Его можно избежать в веселой комедии. Итак, оставим его сочинителю фарсов. Пусть множит и усиливает его в своих произведениях сколько угодно, ему нечего портить.

Если же меня спросят, что такое контрастность чувств или образов, которую я признаю в эпосе, оде и некоторых жанрах возвышенной поэзии, я отвечу: это самое яркое свойство гения, это искусство вносить в душу острые и противоречивые ощущения, потрясать ее, так сказать, в противоположных направлениях, вызывать содрогание, смешанное со скорбью и радостью, с горечью и усладой, усладой и ужасом.

Таков эффект того места в «Илиаде», где поэт рисует Юпитера, восседающего на Иде; у подножия горы троянцы и греки бьются в смертельной схватке под покровом ночи, посланной им богом, а взгляд бога, рассеянный и ясный, обращен к невинным селеньям эфиопов, питающихся одним молоком. Так поэт являет мне сразу зрелище бедствия и счастья, мира и смятения, невинности и преступления, обреченности человека и величия богов. У подножия Иды я вижу лишь копошащихся муравьевb.

А когда тот же поэт предлагает награду бойцам? Он ставит перед ними оружие, быка, грозящего рогом, прекрасных женщин и железоc.

Лукреций хорошо знал силу противоположения ужаса и сладострастия. Когда он рисует безудержные восторги любви, то, едва овладев своими чувствами, вызывает во

262

мне представление о льве, пронзенном смертельной стрелой; в ярости бросается лев на ранившего его охотника, опрокидывает его, испускает дух, лежа на нем и обливая его собственной кровьюd.

Образ смерти стоит рядом с образом наслаждения в самых смелых одах Горация, в самых прекрасных песнях Анакреона.

А Катулл? Разве не знал он о чарах контраста, когда говорил:

Vivamus, mea Lesbia, atque amemus,

Rumoresque senum severiorum

Omnes unius aestimemus assis.

Soles occidere, et redire possunt;

Nobis, cum semel occidet brevis lux,

Nox est perpetua una dormienda

Da mi basia millee.

Вспомним также автора «Естественной истории»³¹, когда, после того как он дает описание молодого животного, тихого обитателя лесов, напуганного внезапным незнакомым шумом, он добавляет, противопоставляя робость величественности: «Однако если шум не вызывает последствий, если он прекратился, животное убеждается в обычном молчании природы; оно успокаивается, останавливается и ровными шагами направляется к своему мирному убежищу». А автор книги «Об уме»³², когда, смешивая мысли чувственные и кровожадные, он восклицает устами умирающего фанатика: «Неведомая радость охватила меня!.. Я умираю, я слышу голос Одина, зовущий меня; уже открываются двери его дворца; я вижу — выходят полуобнаженные девушки, они опоясаны голубыми шарфами, не скрывающими белизну их грудей, они приближаются, они несут мне сладостный напиток в окровавленных черепах моих врагов».

Есть у Пуссена пейзаж, где изображены юные пастушки, танцующие под звуки свирели, а в стороне могила с надписью: «И я жил когда—то, в счастливой Аркадии»³³.

263

Очарование этого стиля зависит иногда от одного слова, которое отвлекает мой взор от главного сюжета и показывает в стороне, как на пейзаже Пуссена, пространство, время, жизнь, смерть или другую величавую и печальную идею, оброненную наперекор образам веселия.

Вот единственные контрасты, которые мне нравятся. Впрочем, существуют три разновидности контраста характеров. Контраст добродетели и порока. Если один персонаж скуп, другой может контрастировать с ним бережливостью или расточительностью. Причем контраст добродетели и порока может быть подлинным или мнимым. Последнему я не могу подыскать примера; впрочем, я мало знаю театр. Мне кажется, что в веселой комедии он дал бы довольно приятный эффект, но не больше одного раза. Первая же пьеса исчерпает этот характер. Мне бы хотелось увидеть человека, который в действительности не имеет, а лишь прикидывается, что имеет характер, противоположный другому. Такой характер был бы оригинален; нов ли он, не знаю.

Сделаем вывод, что существует лишь один довод в пользу контраста характеров и множество в пользу их различия.

Но почитайте любую поэтику; ни слова вы не найдете о контрастах. Мне кажется, и с этим законом дело обстоит так же, как со многими другими; его вывели на основании какого—нибудь оригинального произведения, где заметили большой эффект, вызванный контрастом, и заявили: здесь контраст написан хорошо, следовательно, нельзя хорошо писать без контраста. Вот логика большинства тех, кто смеет указывать границы искусству, которым они никогда не занимались. А также неопытных критиков, которые судят нас, опираясь на эти авторитеты.

Не знаю, друг мой, не призовут ли меня к себе занятия философией и не будет ли «Отец семейства» последней моей драмой, но я уверен, что ни в одну драму я не введу контраста характеров.

 далее>>>