VII. О ПЛАНЕ И ДИАЛОГЕ
Труднее
ли построить план, чем диалог? Обсуждение этого вопроса я слышал не
раз, и всегда мне казалось, что каждый отвечал скорее сообразуясь со
своим талантом, чем с действительным положением
вещей.
Человек,
который привык вращаться в свете, владеет даром речи, знает людей,
изучал их, слушал и умеет писать, находит, что труднее построить
план.
Тот
же, кто обладает широтой ума, кто размышлял о поэтическом искусстве,
кто знает театр, кому опыт и вкус подсказывают занимательные
положения, кто умеет сочетать события, —
построит план довольно легко, но над сценами ему придется
потрудиться. Он всегда будет недоволен своей работой, ибо,
искушенный в знании лучших авторов и родного и древних языков, не
сможет не сравнивать свое произведение с известными ему шедеврами.
Речь идет о сюжете? ему вспоминается сюжет «Девушки с Андроса». О
сцене страсти? «Евнух» предоставит ему не одну, а десять, и они
приведут его в отчаяние.
Впрочем,
и то и другое —
дело таланта; но таланты эти разные. На плане держится сложная
пьеса. Искусство речи и диалога побуждает нас слушать и читать пьесу
простую.
Замечу,
однако, что, в общем, пьес с хорошим диалогом больше, чем пьес,
хорошо построенных. Талант к расположению событий встречается реже,
чем талант к выбору верной речи. Сколько прекрасных сцен у Мольера!
А его удачные развязки можно перечесть по
пальцам.
Планы
создаются при помощи воображения, речи —
пишутся с натуры.
Можно
создать множество планов на один и тот же сюжет и с теми же
характерами. Но если характеры уже найдены, речь их должна быть
выдержана в одной манере. Персонажи ваши могут говорить о чем
угодно, в зависимости от положения, в которое вы их поставили, но,
оставаясь теми же людьми во воех положениях, они никогда не должны
противоречить себе.
Можно
было бы соблазниться мыслью, что драма должна быть творением двух
талантливых людей: один строит план, другой заставляет персонажи
говорить. Но кто же сможет писать диалог по чужому плану? Дар
создавать диалог не всеобъемлющ; каждый человек
испытывает
232
себя
и чувствует, на что он способен: сам того не замечая, при создании
плана он подыскивает положения, из которых надеется выйти с успехом.
Измените эти положения, и ему покажется, что талант покинул его.
Одному нужны забавные положения, другому —
серьезные нравоучительные сцены, третьему —
места красноречивые и трогательные. Дайте Корнелю план Расина, а
Расину план Корнеля —
и вы увидите, как они из этого будут
выпутываться.
Природа
наделила меня характером чувствительным и прямым, и признаюсь, друг
мой, я никогда не пугался задачи, которую надеялся разрешить с
помощью разума и честности. К обращению с этим оружием родители
приучили меня с детства: я часто пользовался им и против других, и
против себя самого!
Вы
знаете, что издавна я привык разговаривать с самим собой. Если я
покидаю общество и возвращаюсь домой унылый и грустный, я удаляюсь в
свой кабинет и там спрашиваю себя: Что с тобой?.. У тебя плохое
настроение?.. Да... Тебе нездоровится?.. Нет... Я нападаю на себя, я
выпытываю у себя правду. Тогда мне кажется, что одна моя душа,
веселая, спокойная, честная и ясная, допрашивает другую, которая
стыдится и не смеет признаться в какой—то совершенной ею глупости.
Но вот признание сделано. Если я совершил глупость, как это
случается со мной нередко, я отпускаю себе грехи; если ее совершил
кто—нибудь другой по отношению ко мне, как это бывает, когда
встречаются люди, склонные злоупотреблять моей мягкостью, я прощаю.
Печаль рассеивается; я возвращаюсь к семье как добрый муж, добрый
отец и добрый хозяин, и никто не замечает грусти, которой я чуть
было не заразил всех окружающих.
Посоветую
такой тайный допрос всем, кто захочет писать; после него они
наверное станут более честными людьми и лучшими
писателями.
Допустим,
мне нужно составить план; сам того не замечая, я подыщу положения,
отвечающие моему таланту и характеру.
«Будет
ли этот план наилучшим?»
Так
несомненно мне будет казаться.
«А
остальным?»
Это
другой вопрос.
Слушать
людей и часто говорить с самим собой —
вот средства, чтоб подготовить себя для создания
диалога.
233
Обладать
ярким воображением, следовать за порядком и связью событий, не
страшиться ни трудных сцен, ни долгой работы, входить в самую глубь
сюжета, точно намечать момент, когда должно начаться действие,
знать, что именно уместно оставить в стороне, понимать, какие
положения взволнуют зрителя, —
вот в чем талант создания плана.
Главное —
считать для себя законом не набрасывать на бумаге ни малейшей
детали, пока еще не установлен план.
Так
как план стоит многих трудов и его нужно долго обдумывать, то что же
случается с теми, кто избрал драматический жанр и обладает известной
легкостью в обрисовке характеров? У них есть общее представление о
сюжете; они приблизительно знают положения, наметили характеры, и
как только они сказали себе: мать будет кокетка, отец будет суров,
любовник легкомыслен, девушка нежна и чувствительна, —
их охватывает неистовое желание создавать сцены. Они пишут, пишут,
находят тонкие, изысканные, даже сильные мысли, у них получаются
очаровательные и совсем законченные отрывки; но когда они уже немало
поработали и обращаются к плану, —
ибо к нему всегда приходится обращаться, —
они начинают искать, куда бы вставить этот очаровательный отрывок,
они никогда не решатся отказаться от этой изысканной или смелой
мысли и создадут, обратно тому, что нужно, план для сцен, которые
следовало бы создавать для плана. От этого построение и даже диалог
становятся натянутыми; много потерянного времени и труда и кучи
стружек, остающихся в мастерской. Какая досада, особенно если
произведение —
в стихах!
Я знал молодого поэта, не лишенного таланта: он
написал более трех или четырех тысяч стихов для трагедии, которую
еще не кончил и не окончит никогда.
далее>>>
|